Я вышел меня тошнило
Все становится предельно ясным. Мои прошлые мысли о любви и о том, что нужно бороться за того, кого любишь, не имеют ничего общего с правдой. Все это время я ошибалась. Когда любишь кого-то, не позволяешь ему разрушать тебя вместе с ним, не позволяешь ему смешивать тебя с грязью. Ты пытаешься помочь, спасти его, но как только любовь становится безответной или эгоистичной, а ты по-прежнему не сдаешься, – ты в дураках.
Если бы я его любила, то не позволила бы разрушить и себя тоже.
С Хардином я пыталась снова и снова. Давала ему шанс за шансом и каждый раз думала, что теперь-то все наладится. На самом деле думала, что у нас все получится. Считала, что, если буду сильно его любить и приложу еще немного усилий, все кончится хорошо и мы будем счастливы.
– Что ты вообще здесь делаешь? – спрашивает он, нарушая мое прозрение.
– Как что? Или ты думал, я позволю тебе сбежать как последнему трусу?
Боль возвращается, и злость начинает утихать. Меня это пугает, но я почти рада подвести итог. За последние семь месяцев слова, сказанные Хардином, и замкнутый круг, в котором мы вертимся, ослабили меня, зато сейчас я ясно вижу, что представляют собой наши переменчивые отношения.
Неизбежность.
В конце нас всегда поджидала неизбежность, и я поверить не могу, что мне потребовалось столько времени, чтобы это понять и принять.
– Даю тебе последний шанс уйти со мной сейчас и вернуться домой. Но знай: если я выйду за эту дверь без тебя, все кончено.
Его молчание и самодовольный, затуманенный взгляд толкают меня к краю пропасти.
– Так я и думала.
Я даже больше не кричу. Это бессмысленно. Он не слушает. Да и никогда не слушал.
– Знаешь, что? Можешь все так и оставить: пропить и прокурить свою жизнь, – я подхожу к нему ближе и останавливаюсь всего в паре шагов, – но больше у тебя никогда ничего не будет. Надеюсь, ты будешь получать удовольствие, пока оно не иссякнет.
– Буду, – отвечает он, и его слова снова разрывают мне сердце.
– Слушай, если она не твоя подружка… – говорит Марк Хардину, напоминая мне, что мы не одни в комнате.
– Я никому не подружка, – огрызаюсь я.
Похоже, мое отношение только раззадоривает Марка. Он улыбается во весь рот и тянется ко мне рукой, чтобы увести в гостиную.
– Отлично, вот и решили.
– Руки прочь от нее!
Хардин толкает Марка в спину – недостаточно сильно, чтобы тот упал, но силы удара хватает, чтобы он меня отпустил.
– На выход, сейчас же! – рычит Хардин, проходя мимо меня в гостиную. Я следую за ним в коридор и громко хлопаю дверью.
Он дергает себя за волосы, распаляясь все сильнее.
– Что это, черт возьми, было?
– Что именно? Я пыталась вытянуть тебя из дерьма. Думаешь, можно просто сунуть билет на самолет и связку ключей в чемодан и уйти?
Я толкаю его в грудь, прижимая к стене, и почти готова попросить за это прощения, чувствуя себя виноватой, но, когда поднимаю голову и вижу его расширенные зрачки, малейшие угрызения совести утихают. От него воняет алкоголем и чем-то еще, непривычным и отвратительным, этот человек – не тот Хардин, которого я люблю.
– Черт, я так запутался в своих собственных мыслях, что и думать ни о чем не могу, не говоря уж о том, чтобы в тысячный гребаный раз объясняться с тобой! – орет он, ударяя кулаком по гипсокартонной стене и проламывая ее.
Я наблюдала подобную сцену уже много раз. И этот будет последним.
– Ты даже не попытался!
– Тесса, что еще тебе нужно? Хочешь, чтобы я по буквам произнес? Убирайся отсюда – возвращайся туда, где тебе место! Здесь тебе делать нечего. – К концу последней фразы его голос становится нейтральным, даже спокойным. Почти безразличным.
У меня больше не осталось сил бороться.
– Доволен, Хардин? Ты победил. Ты снова победил. Хотя ты всегда побеждаешь.
Он поворачивается и смотрит мне прямо в глаза.
– Тебе ли не знать.
Глава 14
Тесса
Не знаю, как мне удается добраться до Хитроу вовремя, но я успеваю.
Кажется, Кимберли обнимает меня на прощание, когда высаживает у аэропорта. Отчетливо помню, как Смит внимательно смотрит на меня, о чем-то размышляя.
И вот я сижу в самолете, рядом незанятое сиденье, а в голове так же пусто, как и на сердце. Я не могла ошибаться в Хардине сильнее, и это еще раз доказывает, что человек может измениться, только если сам захочет, независимо от того, какие усилия прикладываешь ты. Он должен хотеть этого так же сильно, как и ты, иначе все без толку.
Невозможно изменить человека, в чьем сознании прочно укоренился именно такой собственный образ, каким он и является. Недостаточно ни твоей поддержки, чтобы оправдать его заниженные ожидания в отношении самого себя, ни любви, чтобы уничтожить ненависть, которую он к себе испытывает.
Эта битва обречена на провал, и в конце концов спустя столько времени я готова сдаться.
Глава 15
Хардин
В ушах звенит голос Джеймса, его босая ступня касается моей щеки.
– Чувак, вставай! Скоро придет Карла, а ты занял единственную ванную.
– Отвали, – ворчу я и снова закрываю глаза. Если бы я мог сдвинуться с места, то переломал бы ему пальцы на ногах.
– Скотт, кончай дурить. Ты можешь лечь на диван, великан чертов, а мне нужно поссать и хотя бы почистить зубы.
Он прижимает ступню к моему лбу, и я пытаюсь встать. Чувствую себя как куча дерьма, глаза и горло саднит.
– Он жив! – кричит Джеймс.
– Черт, заткнись.
Я затыкаю уши и прохожу мимо него в гостиную. Полуодетая Джанин и полный энтузиазма Марк уже собрали в мусорный мешок пустые пивные бутылки и красные стаканчики.
– Как спалось на полу в ванной? – весело осведомляется Марк, зажав сигарету в зубах.
– Обалденно. – Я закатываю глаза и сажусь на диван.
– Ты был просто в хлам, – заявляет он гордо. – Ты когда так напивался в последний раз?
– Не помню. – Я растираю виски, а Джанин подает мне кружку. Я качаю головой, но она сует ее мне в руки.
– Это просто вода.
– Я в порядке. – Не хочу ей грубить, но, черт, она такая надоедливая.
– Вот ты попал, – говорит Марк. – Я думал, эта американка… Как там ее, Триша? – Сердце начинает глухо колотиться в груди при упоминании ее имени, даже несмотря на то, что он запомнил его неправильно. – Думал, она разнесет всю квартиру к чертям собачьим. Боевая малышка.
В памяти всплывает картина: Тесса кричит на меня, швыряет бутылку о стену и уходит прочь. Боль в ее глазах заставляет меня еще больше вжаться в диван, и я чувствую, что меня снова начинает тошнить.
Все к лучшему.
Иначе и быть не может.
– Малышка? – изумляется Джанин. – Я бы не назвала ее малышкой.
– Ты ведь не о том, как она выглядит? – говорю я с прохладцей, еле сдерживаясь, чтобы не выплеснуть воду из кружки ей в лицо. Если Джанин кажется, что она такая же красивая, как Тесса, она явно перебрала.
– Она не такая худенькая, как я.
«Еще один гребаный комментарий, Джанин, и от твоей самоуверенности ничего не останется».
– Сестренка, без обид, но та цыпочка гораздо сексуальнее тебя. Наверное, поэтому Хардин та-а-ак влюбился, – тянет Марк.
– Влюбился? Я вас умоляю! Вчера он вышвырнул ее отсюда, – смеется Джанин, и в мой живот словно всаживают нож.
– Я не… – Я даже не могу спокойно закончить фразу.
– Забудьте о ней. Я не шучу, черт возьми, – предупреждаю я эту парочку.
Джанин бормочет что-то себе под нос, а Марк, усмехнувшись, вытряхивает пепельницу в мусорный мешок. Я откидываюсь головой на диванную подушку и закрываю глаза. Никогда мне не перестать пить, никогда. Иначе не избавиться от боли, иначе так и придется сидеть с огромной дырой в чертовой груди.
Я весь издергался и раздражен, меня тошнит, сил нет – хуже не бывает.
– Она приедет через двадцать минут! – говорит Джеймс. Открыв глаза, я вижу, что он полностью одет и меряет шагами маленькую гостиную.
Источник
Яндекс.Картинки
«Я ела до тех пор, пока не заболит живот, а затем чувствовала себя виноватой». Это отрывок дневника 36-летней Софии, страдавшей булимией. На сегодняшний день она значительно поправилась и приняла своих внутренних «демонов».
После того, как мне исполнилось 18 лет, пришло время покинуть семью и отправиться учиться в Питер. Первая студенческая квартира, первое жилье. Я не была готова жить одна только потому, что не смогла преодолеть свои глубокие тревоги. Тогда я нашла то, что успокаивало меня и согревало, но главное, позволяло не думать : еда. Употребление сладкой, мучной пищи было лекарством от моих тревог. Поэтому я ела без ограничений. И в итоге я набрала 10 килограмм.
Однажды вечером, когда я была у родителей и готовилась к выходу, я поняла, что больше ни одна моя одежда мне не подходит. Мама спросила, что со мной происходит. Я помню каждую деталь этого момента. Появилось отвращение к телу. У меня было ожирение. На другой день я зашла в Макдональдс и взяла несколько гамбургеров и вдобавок, 2 мороженых. А потом я с отвращением стала есть «как жирная». Поэтому я засунула 2 пальца в горло, и меня вырвало. Тогда я открыла дверь в жизнь с булимией. А потом, потихоньку, мои тревоги исчезли, или, во всяком случае, мне так казалось. Мне удалось немного лучше справляться с одиночеством : во время еды.
Через год я потеряла папу в автомобильной катастрофе. Это было страшным потрясением для нашей семьи, и, несмотря на свою чувствительность, я вдруг обнаружила себя сильнее, чем думала. Я была поддержкой для других. При любых обстоятельствах я показывала себя на высоте. Булимия вернулась и поселилась навсегда. Я оставила своего приятеля, с которым провела 3 года, и жила в пустой квартире одноклассницы. По вечерам я выходила с уроков, ходила по магазинам. Я быстро обрела привычки. Мои покупки были методичными. Я заполняла 3 пластиковых пакета до краев. Этого хватило бы, чтобы прокормить целую семью в течение 2 дней. И начинался ритуал. Сначала соленое, горячее, которое я глотала большими глотками. Затем сладкое, 20 шоколадных батончиков, 2-3 пачки чипсов, 3 бутылки молока, 2-3 торта. Жрать, жрать, жрать, жрать. Это могло продолжаться 3 часа.
Яндекс.Картинки
Булимия – это расстройство питания, одно из самых сложных. Это был призыв о помощи, и в то же время я боялась причинить боль тем, кого любила. Я страдала молча, потому что ничего не было видно. Я сохранила нормальный вес. Если по несчастью кто-нибудь слышал меня в туалете, я говорила, что у меня небольшое несварение желудка. Черт возьми, при этом я была в большой беде и хотела, чтобы мне помогли. Я чувствовала накрывающие эмоции, которые проходили во время еды, пока я ела, мне было хорошо, потом меня тошнило, мне было стыдно, я начинала снова. Я считала себя достаточно умной, чтобы проявить изобретательность, чтобы оставаться незаметной. Мне не хотелось останавливаться. Это настоящий наркотик, сахар, еда, чтобы чувствовать себя цельным… Заполненным. И поскольку еда – это не то, что можно бросить полностью, например, бросить курить или употреблять наркотики, это соблазн каждый день, три раза в день.
Булимия была намного сильнее меня. Я больше не контролировала себя. На следующий год я уехала учиться в Москву. Это было ужасно. Я часто чувствовала себя одинокой. Я возвращалась домой в полдень, чтобы сделать свой ритуал, а потом возвращалась в институт. Постепенно я стала терять кусочки зубов, заменила пломбы на коронки… потом я переехала в Париж. Этот год был самым мучительным. Я была измучена, и мое тело все меньше и меньше выдерживало 3, 4 или 5 ежедневных приступов. Тогда я всерьез начала верить, что умру. Голос внутри меня говорил мне: «если это мое тело умрет, я смогу возродиться в новом теле, в котором мне захочется». Это была форма самоубийства.
В 25 лет мне удалось рассказать о своей проблеме своему бывшему бойфренду. Несмотря на мою плохую кожу, одутловатое лицо, голос, ставший очень хриплым из-за рвоты, он ничего не видел. Не знаю, действительно ли он мне поверил, но все равно он ничего не сделал.
Яндекс.Картинки
На следующий год я проводила праздники чередуя выпивку с приступами булимии. Я вела двойную жизнь. Моя тайная жизнь, внутренняя, и моя внешняя жизнь, казалось бы, идеальна. Потом я встретила человека, очень скоро он поселился у меня. Он увидел, что что-то не так, и заставил меня встретиться с одной из его подруг, женщиной, которая работала с энергиями. На нашем самом первом свидании она сказала мне: ты понимаешь, что убиваешь себя потихоньку? Молчание. Пустота во мне. Плач. Да, я это прекрасно знала. Но я также не была уверена, что хочу жить. Однако чем больше я была влюблена, тем меньше у меня было припадков, и тем лучше я себя чувствовала. Что самое смешное во всей моей истории, так это то, что моя карьера процветала, и я была очень успешна в своей работе.
В течение 2 лет я много работала над собой с помощью этой женщины и моего партнера. В итоге я провела 2 года без булимии. Потом мы расстались и, очевидно, страх одиночества, пустоты… Негативные эмоции вернулись. Но я начала гештальт-терапию с замечательной женщиной. Я регулярно виделась с остеопатом, который также практиковал китайскую медицину, и с другими специалистами, с которыми я говорила о своем случае. Я согласилась, что путь будет долгим. С возрастом я, наконец, смогла немного открыться и рассказать о подругах, о своей семье. Но опять же, я старалась свести проблему к минимуму и рассказать о прошлом.
Ежедневная медитация, Практика йоги, более регулярный контакт с природой, принесли мне много пользы. Несмотря на то, что я пережила булимические эпизоды, я сильно продвинулась вперед.
Яндекс.Картинки
Сегодня, мне 36 лет. За свои годы я не проронила ни слезинки, не выпустила эмоции, гнев, спрятала все свои страхи. Так что теперь я учусь выражать их. Во мне нет ненависти, я научилась делать всё с любовью. Я люблю свою семью больше всего на свете, но не могла больше скрывать от них болезнь. Когда кто-то болен, мы собираемся вместе, навещаем его, поддерживаем. Мне нужно, чтобы кто-то узнал о моем страдании, чтобы кто-то понял его. С тех пор, как я открылась, согласилась поговорить об этом, я чувствую себя исцеленной. Я научилась принимать и любить себя, я люблю жизнь больше всего на свете и горжусь пройденным путем. Дорога длинная, но её можно пройти, и именно этим посланием надежды я хочу поделиться сегодня.
София, 36 лет.
Клиент сервиса Психолограм.
Источник
— Ты лукавишь. У тебя доброе сердце. Ты обижен на отца, но не желаешь ему зла. И меня эгоисткой не считаешь. Я хорошо помню все наши переживания и тот ад после смерти матери. Такое простить и забыть невозможно!
— Я переживаю за Тасю. Мы только недавно наладили с ней отношения, и я не хочу по новой завоевывать её доверие после всего того, что вы придумали и наворотили.
— Тася — разумная девушка, и все поймёт. С ней все будет хорошо, — заверила меня Наташа.
Я тяжело вздохнул и все же решил подстраховаться. Вышел из гостиной и набрал Карима, кажется, у него были связи в полиции. И чего я не мог допустить, так это остаться дома и просто ждать. Отец без меня сам разберется, а вот Тася без моей помощи не справится.
глава 51
Тася
Я чувствовала озноб, несмотря на тёплую погоду и разгар лета. На лбу выступила испарина, и я судорожно искала выход из этой западни, в какую угодила по собственной глупости. Меня отвезли на какую-то дачу, дороги я не видела. Окончательно пришла в себя уже в закрытой комнате. Открыла глаза, не в силах понять, что со мной произошло, и только спустя минут десять мозг принялся воспроизводить в памяти все события. Не знаю, что они со мной сделали, но чувство было такое, словно я месяц ходила по обезвоженной пустыне.
Приподнявшись на ноги, я осмотрела комнату и поняла, что мне не выбраться из нее. И стекол не разбить, потому что их попросту не было. Скорее всего комната была подвальным помещением, вокруг стоял затхлый запах сырости. Или в ней давно не убирались… Небольшая дверь оказалась заперта снаружи. Иногда до моего слуха доносился лай и вой собаки. Может, их было две, все звуки тоже казались какой-то галлюцинацией…
Сверху горел приглушенный свет, и я не знала сколько времени здесь находилась, сколько часов была в отключке. Мне казалось, что прошло несколько часов. И я надеялась, что Саша что-то придумает и вызволит меня из этой западни. Я и сама хороша! Попалась на крючок Ребровского. Но даже предположить не могла, что так все получится…
В какой-то момент мне показалось, что обо мне забыли: все голоса стихли, словно я оказалась в вакууме. Сильно хотелось пить, и к тому же не знаю, была ли вентиляция в этой комнате, но мне нечем было дышать, и моё тело сотрясала сильная дрожь. И далеко не от холода. Я грешила, что организм получил интоксикацию от препарата, что дали мне вдохнуть. А может быть, чем-то укололи: мысли были тягучие, как карамель, и я не могла ни за одну ухватиться. Будто со стороны себя видела, все понимала, и в то же время тело меня не слушалось, и я ощущала полное бессилие.
Внезапно послышался звук открываемой двери, и я приподнявшись с пола, встала на ноги. Я ухватилась рукой за стену, чтобы устоять. В дверях появился Ребровский, и я вжалась липкой влажной спиной в твердую поверхность стены и посмотрела на него ненавистным взглядом.
— Что вы мне дали? — я с третьей попытки сфокусировала на нем взгляд.
— На, выпей воды, — я оттолкнула его руку со стаканом, и тот выпал из нее и со звоном разлетелся по полу на мелкие осколки. Вдруг там снова была подмешана какая-то гадость? Ничего пить я не собиралась!
— Напрасно, — он зло ухмыльнулся, осматривая меня пристальным взглядом. — Я обещал Ульянову, что отпущу тебя, но он затеял нечестную игру и захотел меня обхитрить… Я к нему по-человечески, мачеху ему с потрохами сдал… Жаль, — он разочаровано хмыкнул. — Как провела время? Приятно было летать в нежных облаках? — подошел и коснулся холодными пальцами моего лица, поднимая мой подбородок.
— Мне плохо, что вы мне дали? — повторила я дрожащим голосом. Зуб не попадал на зуб, и к тому же меня начало сильно тошнить.
— Выглядишь ты и в самом деле неважно… — протянул мужчина безразличным голосом.
— Я не переношу некоторых лекарств, и через несколько часов анафилактический шок вызовет летальный исход… — я блефовала, но не исключала возможности, что такая реакция у меня действительно присутствовала на наркотические вещества.
— Тем хуже. Тебе вкололи слабый наркотик. Когда Александр найдёт тебя в этом месте, скорее всего, решит, что ты была наркоманка. Дешёвые официантки обычно так и заканчивают… Или непризнанные гении… Я видел твои работы, это полный мрак!
Я поняла, что он намеренно выводил меня на негативные эмоции, но поддаваться его игре означало тратить силы, а их у меня и так осталось мало. Я совершенно не знала, что входило в состав этого самого лёгкого наркотика, что находился в моей крови, но чувствовала я себя отвратительно.
— Что вам от меня нужно?
— Уже ничего. Почти ничего… Ты свою роль выполнила. Я намерен избавиться от тебя. Знаешь, сколько наркоманов умирает ежедневно от передозировки? А ведь изначально собирался тебя отпустить, если бы не обнаружил хвоста… — подошёл и погладил мои скулы, проводя пальцем по губам, и злорадно ухмыльнулся.
— Нет! — что было сил выкрикнула я, увидев в его глазах хищный блеск. — Не трогайте меня, — уже тише, полным омерзения голосом, произнесла я.
— Всего лишь маленькая шалость… Думаешь, сломанные пальцы это приятно? — он схватил меня за волосы и оттянул их вместе с головой немного назад. — От тебя не убудет, — он опустил руку мне на плечо и надавил на него. Я обессилено рухнула перед ним на колени, чувствуя, что если он сейчас спустит свои брюки и прикажет мне взять его член в рот, то меня вырвет прямо на него. Какое удовольствие в этом унижении? Ведь я ни грамма не хотела всего этого, даже больше того, мне была омерзительна одна только эта мысль.
Организм протестуя, послал мозгу сигнал неприятия, и сознание в кои-то веки сыграло мне на руку. Когда Ребровский спустил брюки, а его вздыбленный член возник у меня перед глазами и вот-вот грозился коснуться моего рта, меня сильно шатнуло в сторону, я ударилась головой о бетонную стену и медленно провалилась в глухую темноту, ощущая тупую пульсирующую боль в затылке.
— Тася, открой глаза, — сквозь плотную пелену я услышала голос Саши. — Да, детка, вот так… Не закрывай их, смотри на меня.
По ощущениям я находилась на его руках или на чем-то высоком. Но спустя несколько минут, когда смогла сфокусировать зрение, поняла, что нахожусь в его машине. Рядом сидел незнакомый мужчина, чуть левее стоял Карим.
— Я в больницу, вы остаётесь давать показания, — услышала резкий голос Саши и снова ощутила сильный болевой спазм, головокружение и тошноту. — У тебя есть какая-то аллергия на лекарства? Что они делали с тобой? — его глаза встревоженно бегали по моему лицу.
— Я не знаю, давали пить и, кажется, что-то вкололи… Ребровский говорил про какой-то наркотик…
Услышала, как Саша громко выругался и ощутила его руки на своих запястьях, он прощупывал пульс и смотрел на меня внимательным взглядом. А затем забрался на водительское место, и машина резко сорвалась с места.
— Как долго я находилась здесь? — слабо спросила я.
— Почти два дня. Прости меня. В этом всем огромная доля моей вины…
— Наташа! — я вспомнила слова Лены о том, что сестре Саши грозила смертельная опасность. — Жена твоего отца… она говорила, что хочет избавиться от твоего отца и сестры… от тебя… Подстроила ту аварию с вашей матерью…
— Лена уже в участке и дала показания. Чистосердечные. Наташа в порядке, отец… Он в реанимации. Но с ним все будет хорошо, — заверил меня Саша. — Рядом с тобой должен был быть Валерий Петрович, ты его уже однажды видела. Но люди Ребровского его отследили, а тебя перевезли в другое место, когда он понял, что скрыться ему не удастся. Хотел оставить тебя в качестве залога за свою свободу. Лена сдала всех с потрохами прямо на месте аварии.
— Они сделали все это ради денег?.. — потрясенно прошептала я.
— Ради них, — Саша взглянул на меня, желваки ходили по его лицу.
Я старалась не смотреть на мелькающие картинки за окном. Голова очень сильно кружилась, и ужасно тошнило. Я держалась из последних сил.
— Сейчас будет лучше, потерпи. А как врач осмотрит тебя, я все расскажу. Я очень переживал за тебя… — Саша нашел мою руку и легонько сжал ее.
Источник