Тошнит от мальчиков и скандальчиков

Убить её, как некоторые ожидали, я, конечно, не мог. Я, видите ли, любил её.

­

Я глядел, и не мог наглядеться, и знал — столь твердо, как то, что умру — что люблю её больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете, или мечтал увидеть на том.

­

Это была любовь с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда.

­

Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, что бы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.

­

Он разбил моё сердце, ты всего лишь разбил мою жизнь.

­

Духовное и телесное сливалось в нашей любви в такой совершенной мере, какая и не снилась нынешним на все просто смотрящим подросткам с их нехитрыми чувствами и штампованными мозгами.

­

Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятиях она была всегда Лолита.

­

Несмотря на наши ссоры, не взирая на все преграды, её гримасы, опасность, ужасную безнадёжность всего, — я всё-таки жил на самой глубине избранного мной рая. Рая, небеса которого рдели, как адское пламя, но всё-таки, рая…

­

Туман нежности обволакивал горы тоски.

­

Меня тошнит от мальчиков и скандальчиков.

­

Предлагаю похерить игру в поцелуи и пойти жрать.

­

О, дайте мне хоть разок посентиментальничать. Я так устал быть циником!

­

Даже если ее глаза потускнеют, даже тогда я буду с ума сходить от нежности при одном виде ее дорогого лица.

­

Там я оттяну крайнюю плоть пистолета и упьюсь оргазмом спускового крючка.

­

Мы любили преждевременной любовью, отличавшейся тем неистовством, которое так часто разбивает жизнь зрелых людей.

­

В жизни, на полном лету, раскрылась с треском боковая дверь и ворвался рев черной вечности, заглушив захлестом ветра крик одинокой гибели.

­

На самом деле этой девочке было по крайней мере под тридцать (никогда я не мог установить ее точный возраст, ибо даже ее паспорт лгал), и она давно уже рассталась со своей девственностью при обстоятельствах, менявшихся по настроению ее памяти.

­

Перемена обстановки — традиционное заблуждение, на которое возлагают надежды обречённая любовь и неизлечимая чахотка.

­

Задолго до нашей встречи у нас бывали одинаковые сны.

­

В моем сознании есть нечто, что отравляет все остальное.

­

Можете всегда положиться на убийцу в отношении затейливости прозы.

­

Я в достаточной мере горд тем, что знаю кое-что, чтобы скромно признаться, что не знаю всего.

­

Мгновение спустя я услышал шаги моей возлюбленной, бежавшей вверх по лестнице. Сердце во мне увеличилось в объеме так мощно, что едва ли не загородило весь мир.

­

Она моя, моя, ключ в кулаке, кулак в кармане, она моя.

­

Это моя Ло. А вот мои лилии.

­

Так пошлиною нравственности ты обложено в нас, чувство красоты.

­

Я не терплю театра, вижу в нем, в исторической перспективе, примитивную и подгнившую форму искусства, которая отзывает обрядами каменного века и всякой коммунальной чепухой, несмотря на индивидуальные инъекции гения, как, скажем, поэзия Шекспира или Вен Джонсона, которую, запершись у себя и не нуждаясь в актерах, читатель автоматически извлекает из драматургии.

­

Упрекаю природу только в одном — в том, что я не мог, как хотелось бы, вывернуть мою Лолиту на изнанку и приложить жадные губы к молодой маточке, неизвестному сердцу, перламутровой печени, морскому винограду легких, чете миловидных почек!

­

В её бледно-серых глазах, за раскосыми стёклами незнакомых очков, наш бедненький роман был на мгновенье отражен, взвешен и отвергнут, как скучный вечер в гостях, как в пасмурный день пикник, на который явились только самые неинтересные люди, как надоевшее упражнение, как корка засохшей грязи, приставшей к её детству.

­

Такая она была добренькая, эта Рита, такая компанейская, что из чистого сострадания могла бы отдаться любому патетическому олицетворению природы — старому сломанному дереву или овдовевшему дикобразу.

­

Малолетняя деликвенточка, несмотря на прямоту и симпатичность.

­

Король рыдает от радости, трубы трубят, нянька пьяна…

­

Всегда есть наслаждение в кружевной вуали, сквозь которую глаза, знакомые только тебе, избраннику, мимоходом улыбаются тебе одному.

­

Жизнь — серия комических номеров.

­

Мы бы предпочли никогда прежде не знать соседа — отставного торговца сосисками — если бы оказалось, что он только что выпустил сборник стихов, непревзойдённых никем в этом веке.

­

Знаешь, ужасно в смерти то, что человек совсем предоставлен самому себе.

­

Я же всегда выбирал нравственную гигиену невмешательства.

­

Нет ничего ближе к опровержению основных законов физики, чем умышленная езда не по той стороне.

­

Крылатые заседатели! Никакой загробной жизни не принимаю, если в ней не объявится Лолита в том виде, в каком она была тогда, на колорадском курорте.

­

Это было состояние припадочной похотливости, которая бы льстила моему самолюбию, если бы не обостряла так мою ревность.

­

Неприличное бывает зачастую равнозначащим необычному.

­

Ее внутренний облик мне представлялся до противного шаблонным: сладкая, знойная какофония джаза, мороженое под шоколадно-тянучковым соусом, кинокомедия с песенками, киножурнальчики и так далее – вот очевидные пункты в ее списке любимых вещей.

­

Мой мир был расщеплен. Я чуял присутствие не одного, а двух полов, из коих ни тот, ни другой не был моим.

­

Говорю я о турах и ангелах, о тайне прочных пигментов, о предсказании в сонете, о спасении в искусстве. И это — единственное бессмертие, которое мы можем с тобой разделить, моя Лолита.

­

Вибрация двери, захлопнутой мною, долго отзывалась у меня в каждом нерве, что было слабой заменой той заслуженной оплеухи наотмашь по скуле, которую она бы получила на экране по всем правилам теперешних кинокартин.

­